
В истории литературы есть такое понятие – «поэты пушкинской поры». Подразумевается круг поэтов, так или иначе оказавшихся под влиянием Пушкина. И речь не о подражании. Пора – это, как известно, время. Пушкинское время – эпоха романтизма, служения искусству, формирования русского литературного и поэтического языка, поиск новых форм.
К этому в разной степени причастны Баратынский и Веневитинов, Давыдов и Языков. Ф. И. Тютчев – тоже современник и почти ровесник Пушкина, между ними всего четыре года разницы, можно ли его отнести к поэтам пушкинской поры?
Ив. Аксаков, биограф Тютчева, даёт утвердительный ответ. Ю. Тынянов, известный пушкинист, сомневается. В статье «Пушкин и Тютчев», анализируя литературные отношения поэтов, Тынянов подробно разбирает тот факт, что семь стихотворений Тютчева, напечатанных в альманахе Раича «Северная лира» в 1827 году, остались незамеченными Пушкиным. Во всяком случае в отзыве об альманахе он ни слова не пишет о тютчевских стихах. Тынянов это объясняет пушкинским интересом к статье Раича «Петрарка и Ломоносов», в которой анализировалась природа поэтического языка и формулировались литературные принципы.
Тема актуальна для того времени, так что вывод Ю. Тынянова вполне логичен: «Дело в том, что центром тяжести для Пушкина был в альманахе не стихотворный его материал, а статьи Раича. Поэтому, скользнув бегло и небрежно по стихотворному отделу, он как бы торопится перейти к обсуждению статьи». [3] Но в этой же статье Тынянов даёт ещё одно объяснение молчанию Пушкина: Тютчев – поэт другого, не пушкинского склада.
Что же сформировало поэтическое мировоззрение поэта, долгое время считавшего себя дилетантом? Может быть, жизнь в Германии, которая славилась своей философской школой. Личное знакомство с Фридрихом Шеллингом, интерес к натурфилософии. Стихи Тютчева действительно философичны, и идея натурфилософии о целостности природы близка поэту. Природа как «мировая душа» представлена Тютчевым в различных ипостасях. Например, если сравнивать «Унылую пору» Пушкина со стихотворением Тютчева «Осенний вечер», нельзя не заметить, что пушкинская осень передана через призму эстетического восприятия человека, а тютчевская – самодостаточна. Это особый микрокосм, существующий по своим законам, и человеку совсем не обязательно их понимать. Даже что-то инфернальное есть в «зловещем блеске» [2] деревьев.
Вместе с тем у Тютчева можно найти мотивы, общие с пушкинскими. Всё-таки их поэзия существует в одном времени. Для поиска самобытных черт и общих мотивов возьмём морскую тему. Оба поэта по месту рождения, да и проживания тоже, были вполне «сухопутными» людьми, но водная стихия влекла обоих.
Из лирики Пушкина взяты для аналитического прочтения стихи «Земля и море», «Кто, волны, вас остановил», «Среди зелёных волн», «Погасло дневное светило», «Прощай, свободная стихия». У Тютчева – «Море и утёс», «Черное море», «По равнине вод», «Как хорошо ты, о море ночное», «Как океан объемлет шар земной…», «Певучесть есть в морских волнах», «Сон на море», «Ты, волна моя морская». Цель статьи – наблюдение за тем, как создаётся художественный образ моря.
У Пушкина ощущение моря физическое. Бурное – пугает своей непредсказуемостью, равнодушием и своеволием. Чего можно ожидать от «слепой пучины»?! Захочет – сохранит рыбацкую лодку. Захочет – потопит «стаю кораблей». Какая-то враждебная стихия, где не чувствуешь себя в безопасности. То ли дело «гостеприимные дубровы» или «надёжная тишина» долины. Ласковое же море не страшно, нет ничего милее его «сладкого шума». Более того, оно дарит чудесные видения, пусть обманчивые, но сладостные. Это и нереида в лучах утреннего солнца, и далёкие страны. И если парус послушен (шуми, шуми, послушное ветрило), то и грозный глубинный рокот не так страшен. Путник устремлён вдаль, за горизонт. Волшебный край манит его. Кстати, выражение «волшебный край» у Пушкина претендует на устойчивость. Волшебный край – это театр, юг. Это всё, что «очей отрада». И море уже не кажется таким опасным, хотя его скрытая до поры грозная сила никуда не делась, поэт даже даёт ему статус океана (волнуйся подо мной угрюмый океан).
Может возникнуть вопрос: почему в элегии «К морю» лирический герой говорит о любви к бурному морю, причём не показывая ни капли страха? Кроме физического, у Пушкина есть и метафизическое восприятие моря. Душе поэта близок мятежный и свободный дух морской стихии. Причём поэт – это не конкретно Пушкин или кто-то ещё. Это поэт по своей природе, человек определённого склада. Например, гений Байрона сродни морской стихии. В его стихах слышится музыка волн: «Он был, о море, твой певец».
Могучий бег волны сравнивается со способностью чувствовать. Об этом Пушкин напишет в 1823 году в стихотворении «Кто, волны, вас остановил?» Надежда, скорбь, радость, сменяющие друг друга, делают человека живым. Живая душа – символ молодости. «Пруд безмолвный и дремучий» – гибельный оплот для человека. [2]
Вернёмся к элегии. Поэт собрал всевозможные эпитеты, описывающие дух морской стихии. Это любопытно, ибо, как правило, стихи Пушкина «глагольны». Например, в стихотворении «Зимнее утро» после эпитетов «чудесный» и «прелестный» идут глаголы, а прилагательные уходят в сравнения: «великолепными коврами», «весёлым треском». Или становятся глаголами: «зеленеет», «желтела». Употребление прилагательных точечно. (Поля) пустые, (леса) густые – явно для контраста. Нет «собрания» эпитетов, чтобы, например, описать поле или лес. В морском стихотворении мы всё это видим. Что заставляет Пушкина, не увлекающегося многословием, стать таким щедрым на эпитеты?
Прилагательное обозначает признак предмета. Возможно, море как явление настолько многоОбразно, многолико, что только обилием эпитетов можно передать его изменчивость. В итоге создать динамичную, живую картину. Это не ручей, не река, где движение происходит по умолчанию. Море – не стремящийся куда-то поток воды. Вообще не поток. Море – бездна. Торжественная, гордая и могущественная. И эпитеты передают её жизнь. Это очень по-пушкински – создавать живые, динамичные картины.
Восприятие моря Тютчевым не делится на физическое и метафизическое. Море прекрасно само по себе, в «безлюдье ночном» – особенно. Оно ничего не таит от человека. Море вообще не знает о существовании человека. Жизнь стихии разнообразна и самодостаточна.
Здесь лучезарно, там сизо-темно...
На бесконечном, на вольном просторе
Блеск и движение, грохот и гром... [4]
Но человек-то знает о существовании моря. Более того, он приблизился к стихии и почувствовал созвучие с ней.
И говор ваш еще согласней
Доходит до души моей!
Натурфилософские взгляды Тютчева и здесь дают о себе знать. Море – цельная, живущая по своим законам система. Гармоничная и прекрасная. Не враг и не друг человеку, но по внутреннему своему содержанию созвучная системе, называемой «человек». И он не ищет надёжной опоры в «гостеприимных дубровах», а без страха даёт унести себя в неизмеримость волн. Ужас возникает, если сталкиваешься с чуждым тебе явлением, здесь напротив, глубинная родственность. Если Пушкин тихоструйной называет речку, то Тютчев морские волны.
И баюкает их море
Тихоструйною волной…[4]
Они не опасны для человека. Морю можно довериться. У К. Паустовского есть любопытное художественное исследование «Умолкнувший звук»: «Было ясно одно: протяженность звучания волны совпадает с протяженностью строчки гекзаметра». Известно, что поэмы Гомера написаны гекзаметром. И это тоже магические колебания стихии, только уже слОва. Может, потому у глагола волноваться есть значение, называющее внутреннее состояние человека. И мы читаем у Тютчева:
Дума за думой, волна за волной —
Два проявленья стихии одной [4]
Каким бы «огнедышащим и бурным» ни был «морской змей», он не внушает страха, к тому же море Тютчева ещё и «опрокинутое небо». Оно не пугает, а зовёт к звёздам.
Напрашивается предположение. Если морская стихия созвучна человеку, то человек тоже стихия? Видимо, да. Не могут же быть созвучны «волна и камень». Здесь Пушкин и Тютчев совпали в понимании души. Только у Пушкина это душа поэта, а у Тютчева – человека в обобщённом, философском смысле. И если «душа не то поет, что море», то это знак внутреннего разлада, нарушение гармоничности.
Такое созвучие стихии и человека прекрасно, но оно не даётся априори. Только отрешившись от земного своего бытия, хотя бы на время, человек может услышать и прочувствовать магические колебания, может даже существовать в унисон с ними. Поэтому у Тютчева появляется мотив сна в стихах на морскую тему, чего нет и не может быть у Пушкина.
1) И в тихую область видений и снов
Врывалася пена ревущих валов…
2) Сны играют на просторе
Под магической луной —
3) В этом волнении, в этом сиянье,
Весь, как во сне, я потерян стою –
4) И море и буря качали наш челн;
Я, сонный, был предан всей прихоти волн [4]
Читая стихи Пушкина и Тютчева о море, замечаешь, что в творчестве Пушкина это в основном конкретный период – 20-е годы, южная ссылка. Тютчев к морской теме обращается периодически с конца 20-х до начала 70-х гг., то есть, по сути, в течение всей сознательной и творческой жизни. В этом есть свой смысл. С одной стороны (пушкинской) – стихи о море в период пребывания на юге – живой отклик на происходящее, что тоже очень по-пушкински, с другой (тютчевской) – море приобретает архетипические черты.
Нина Михайловна Попова, преподаватель русского языка и литературы
Новосибирский областной колледж культуры и искусств
Список источников
1. Паустовский К. Г. Умолкнувший звук. – Текст: электронный // сайт. – http://paustovskiy-lit.ru/paustovskiy/text/rasskaz/umolknuvshij-zvuk.htm
2. Пушкин А. С. Стихи. – Текст : электронный // сайт. https://www.culture.ru/literature/poems/author-aleksandr-pushkin
3. Тынянов Ю.Н. Пушкин и Тютчев. – Текст : электронный // сайт. –http://philologos.narod.ru/tynyanov/tyn_pushityt.htm
4. Тютчев Ф. И. Стихи. – Текст: электронный// сайт. – https://www.culture.ru/literature/poems/author-fedor-tyutchev